Лемминги.
Питомец_полярника может быть кем угодно, тем более что во время долгого и трудного путешествия в практически необитаемых местах радуешься любой [ну, почти любой] компании. Подтверждаем этот тезис рассказом доктора Фредерика Кука, возвращающегося в 1909 году с Северного полюса с двумя спутниками:
Спойлер"Мы были настолько одиноки, что с радостью пожали бы лапу самому медведю <....>
Однако возня в стенах нашего жилища продолжалась и после того, как шаги медведя постепенно замерли. Слышалось какое-то царапанье, поскребывание. У нас появился сосед и друг. Кто же это? Мы терялись в догадках. Однажды, как раз в то самое время суток, которое мы называли полночью, когда все затихло, появился небольшой голубой лемминг и начал поедать кору с небольшой веточки ивы, которой, мы снимали нагар с фитиля лампы. <....>
На следующий день, рискуя попасть в невыгодное положение во время рандеву с медведем, мы отважились накопать побольше ивовых корешков для нашего нового жильца. Мы разложили их так, чтобы соблазнить зверька. Вскоре лемминг появился, но не позволял себе никаких фамильярностей. Мы полюбили это создание еще больше за его пугливость. Прыгая от разложенных на столе корешков до места укрытия, туда и обратно, зверек умудрился перетащить к своей норке все, что только смог. Затем скрылся так же неожиданно, как и появился.
Через несколько дней он вернулся, но уже в сопровождении приятеля. Это были прелестные крошечные создания, чуть крупнее обыкновенной мыши. У них был мягкий пушистый мех синевато-перламутрового оттенка и розовые глазки, но не было хвостов. Крошечные изящные лапки зверьков были покрыты до самых коготков шелковистыми волосками. Эта восхитительная сценка вывела нас из состояния отупения, зажгла в нас огонек интереса к жизни. Несколько дней зверьки изучали наши намерения. Затем они устроили себе убежище прямо над моей головой и стали нашими постояльцами.
Доверчивость леммингов льстила нам, и мы обращались с ними как с гостящими у нас членами королевской семьи. Мы ни перед чем не останавливались, чтобы обеспечить зверьков деликатесами. Мы отваживались выходить в темноту ночи и в шторм на целые часы, чтобы накопать вкусных корешков и мха. Каждый день мы словно посещали театр. Стараясь продлить представление, которое давали нам грызуны, мы снова и снова подкармливали зверьков, до тех пор пока они не растолстели и стали слишком ленивыми, чтобы выползать из своих маленьких кроватей.
Они стали нашими добрыми товарищами по лагерной жизни. Всегда знали свое место, никогда не пытались вытеснить нас из наших меховых постелей и никогда не совали нос в наши съестные припасы. С достоинством аристократов они проходили мимо наших тарелок с плотоядной пищей, даже не пытаясь отведать ее, прямиком к своим деликатесам. Примерно за десять суток до наступления середины зимы они впали в спячку и не просыпались почти целый месяц. Мы снова остались одни. Даже медведи покинули нас".
📖 Фредерик Кук "Моё обретение полюса"
P. S. О том, побывал ли Кук на Северном полюсе или нет, учёные спорят до сих пор.
Пёс ВесёлыйСегодня переносимся в 1950-й год, на дрейфующую станцию "Северный полюс-2", где живут Александр Иванович Дмитриев и любимец станции пёс Ропак:
Спойлер
"И взбрело Саше научить Ропака таскать в зубах разные палки, прутики и прочий мусор, который не-нет, да и появлялся на льдине лагеря. ... А когда все палки были снесены Ропаком в кучу и сожжены Сашей, пёс явно заскучал без дела. И вдруг, к ужасу Дмитриева, приволок с метеоплощадки длинный термометр, один из тех, что метеорологи кладут на снег для измерения температуры снежного покрова. Видно, от радости, что нашёл-таки для Саши ещё одну палку, Ропак прокусил стекло, и спирт вытек из прибора. Быстро отобрав у Ропака надкушенный термометр, Саша воровато сунул его в снег возле своей палатки и зашипел на пса:
- Кыш ты, чорт лохматый! Нельзя, это самое!
Потом крадучись пошёл в палатку-склад, достал потихоньку запасной термометр и положил его на место. Неизвестно, как понял Ропак нотацию Саши, только с того дня для метеорологов начались сущие мучения: термометры исчезали с их площадки, будто кто-то специально охотился за ними. Дмитриев, конечно, слышал, как полярники ругали "нечистую силу", но о причудах пса помалкивал, а пса посадил на цепь. Ропак поднял такой вой, что люди выскочили из палаток и освободили всеобщего любимца. ...
И надо же было случиться: в тот же день метеорологи понатыкали в снег и положили на его поверхность целую дюжину термометров для обширных и сложных комплексных исследований разности температур.
Ропак закапывал у входа в палатку Дмитриева последний сворованный им термометр, когда его увидел Михаил Михайлович Сомов. Если бы даже пёс и умел отпираться, ничто не помогло бы ему: улики были явны..."
М. М. Сомов - начальник станции СП-2, других арктических и антарктических экспедиций, океанолог, доктор географических наук, Герой Советского Союза.
📖: П. Барашев "В краю Большой Медведицы"
СпойлерМихаил Михайлович Сомов – знаменитый исследователь Арктики и Антарктики, хозяин белоснежного пса, получившего кличку Ропак. Пес этот - весьма интересная собачья личность. О нем стоит рассказать. И ...объяснить значение клички. Ропак – льдина, стоящая ребром на ровной поверхности. Получается, Ропак – пес полярный, матерый, приемник профессии знаменитой лайки папанинцев.
Хвостатый Ропак нес свою трудовую вахту на станции СП-2, ну а после ее закрытия отправился прямиком к ее начальнику – М. М. Сомову. Вначале Серафима Григорьевна, жена полярника, мягко сказать удивилась, узнав, что не приученный к дому пес будет жить с ними, но возражать не стала. В то время, пока Михаил Михайлович хвастался жене благородными качествами своего нового любимца, Ропак впервые в жизни валялся в зеленой траве, портя не только свою белоснежную шубку, но и репутацию. Все ему было в новинку! Сложный букет городских запахов, дворовые коты, поводок... Надо сказать, что Ропак не знал упряжки и, по выражению Сомова, был вольным сыном снегов.
Однако кулинарные традиции чтил. Как и на станции, ел только мясо (сырое с мозговыми косточками), отказываясь от овсяной каши, рыбы, молока, хлеба, которые иногда появлялись в миске по причине дефицита послевоенных лет. Содержать такого любимца было накладно.
Но не из-за этого Ропак вскоре был возвращен обратно в Арктику – жизнь в условиях города изнурила собаку, он начал грустить и худеть. Вольное животное нельзя содержать в квартире, и Сомову пришлось принять единственно разумное решение, тем более, что у него в Арктике были коллеги, которым с чистой совестью можно было перепоручить заботу о своем друге.
Приведем небольшой отрывок из полярной литературы, ведь она, как правило, очень специфична и найти ее бывает чрезвычайно трудно. Отрывок из воспоминаний М.М. Сомова о том, как реагировала полярная собака на чуждую ей домашнюю обстановку.
«Когда мы вошли в квартиру, я, прежде чем начать раздеваться, отцепил примитивный поводок от ошейника моего друга, продолжая убеждать жену в высоком уровне его общей культуры. А он в это время, слегка скользя на паркете и стараясь не цокать по нему когтями, вошел в комнату. Наспех ее обнюхал, осмотрелся, заглянул в соседнюю комнату, и вдруг… шерсть у него на загривке грозно поднялась. Задержавшись лишь на секунду в дверях около горшка с пальмой и не спеша выполнив свой боевой собачий ритуал, весь натянутый, как струна, он со злобным рычанием и оскаленными зубами кинулся в комнату.
Совершенно сбитый с толку, я бросился за ним. Жена смеялась. Я сам едва удержался от смеха при виде всего того, что произошло. Не засмеялся лишь потому, что мне не хотелось обижать друга. А случилось вот что. В комнате стоял шифоньер с зеркалом до пола. На зеркале были уже отчетливо видны следы соприкосновения нежного носа моего бедного друга с твердым стеклом. Пес дрожал мелкой дрожью от нервного напряжения. Меня он не замечал, злобно следя глазам за своим изображением, а оно становилось все свирепее. Изображение явно готовилось к новому нападению, и бедный пес снова с яростью кинулся на него. Больно стукнувшись о бездушное стекло носом, он, окончательно растерявшийся, сел и заскулил. Уговорить его отойти от зеркала не удалось. Пришлось увести силой и прикрыть за собой дверь.
Однако интерес к зеркалу у него не пропал. Он не упускал случая прорваться в заветную комнату и еще раз увидеть своего заклятого врага. Видимо в его мозгу ворочались какие-то свои собачьи мысли, в которых он сначала не мог разобраться.
Первое, что я заметил нового в его поведении, было удовольствие, с которым он рассматривал сквозь стекла балконной двери жизнь улицы. Рассматривал уже вполне сознательно и аккуратно, не пачкая носом стекла.
Дня два почти непрерывных наблюдений сквозь стекла привели моего друга к логичному, хотя и ошибочному выводу. Вероятно, он решил, что злой и несимпатичный ему пес, появляющийся в зеркале шифоньера, смотрит на него через стекло, о которое он сам не раз расшибал себе нос. Поэтому он перестал бесполезно кидаться на свое отражение и даже рычать, а начал подкарауливать моменты, когда кто-нибудь подходил к шифоньеру и открывал его зеркальную дверцу».
(Михаил Сомов. «Ропак. Повесть о дружбе.», из сборника «На куполах земли», Лениздат, 1978 г.)
Надо сказать, что на полярной станции (СП-2) Ропак не был единственным питомцем, жили там два друга: пес и медвежонок. Ссорились и мирились, иногда кусались, однако всегда были вместе, даже едой делились.
Ропак был белый, медвежонок, как вы догадались, тоже. Поначалу Ропак признавал только сырое мясо, но чуть пообвыкнув, стал уплетать у полярников колбасу, сгущенку и шоколад. Самыми вкусными же считал шкурки от колбасы и фантики от конфет. Ну а медвежонок был четырехнедельным, поэтому сразу потянулся к сгущенному молоку, а вот сахар и конфеты, наоборот, выплевывал.
Конечно, на станции стояла продуктовая палатка, куда лазить было запрещено, однако устоять перед искушением обваляться в муке или найти что-то вкусное было нелегко, и медвежонок неоднократно туда наведывался. Ночью, пока все спали, он мог раскопать мешок охотничьих сосисок, а после спрятать награбленное в будку к Ропаку. Хотя сам Ропак быстро отучился воровать, но от угощения медвежонка никогда не отказывался.
Как уже говорили выше, после станции какое-то время Ропак жил в квартире у полярного исследователя Сомова. Медвежонок же оказался неприспособленным к жизни в дикой природе, а потому был также забран в город, где поначалу жил у летчика Виктора Перова. Тот в свою очередь вспоминал, что любимым лакомством в городе у медвежонка стало мороженное, причем после своей двойной порции он выпрашивал и порции остальных домочадцев.
(с) Музей Арктики и Антарктики
На фото тот самый Ропак
СпойлерСегодняшний герой - пятый участник дрейфа папанинцев пёс Веселый.
«Однажды я видел: около палатки стоит Ширшович. Перед ним Весёлый. Ширшов с жаром декламирует:
Что может сравниться
С твоими глазами, мой пёс!
Я вижу, я знаю,
Ты тронут до слёз...
И после каждой строчки угощает Весёлого колбасой. Весёлый восторженно виляет хвостом, радуется, и сразу видно, что стихи Ширшова ему по вкусу».
📖 И. Д. Папанин «На полюсе», 1980 г.
Канарейка
Чайка-бургомистр
СпойлерПервая история - от знаменитого Руала Амундсена 🐤
"Наряду с нашими четвероногими друзьями был у нас двуногий друг, не столько для серьёзной работы в полярных областях, сколько для приятного развлечения в пути. Это была наша канарейка "Фритьоф". "Фритьоф" был одним из многочисленных подарков, поднесённых экспедиции, и притом приятным. Он сейчас же начал петь, как только его принесли на судно, и пел, не переставая, во время обоих кругосветных плаваний в этих самых негостеприимных водах земного шара".
Вторая случилась в 1939 году на полярной станции на острове Преображения 🐦
"Как -то Плюг принёс только что вылупившегося птенца чайки-бургомистра. Мы устроили ему возле дома гнездо, кормили сырыми кайровыми яйцами. Птенец сначала дичился, но вскоре привык. Аппетит у крошки был поразительный, мы только успевали его кормить. Обжора рос не по дням, а по часам. Вскоре у Мики, как назвали мы птенца, появились первые признаки оперения - толстые тёмно-синие пеньки на крыльях, потом пробились из них перья. Аппетит его всё увеличивался. Он уже глотал кайровые яйца целиком. Любопытно было наблюдать, как Мики нажимал зоб о камень, чтобы раздавить яйцо. Потом началось самое интересное: Мики учился летать. Он вставал во весь рост, подпрыгивал, взмахивая уже отросшими крыльями, падал и снова подпрыгивал. Научившись немного держаться в воздухе, Мики с настойчивостью настоящего учлёта стал "отрабатывать" виражи. Так продолжалось с неделю. Он осваивал пространство, улетая всё дальше и дальше, но домой возвращался. И вот наступил день, когда Мики "не вернулся на базу", видимо, познав прелести свободы и дружбы с сородичами".
(Отрывок из книги Николая Романовича Дождикова "В эфире Арктика").
https://vk.com/feed?c%5Bq%5D=%23%EF%...section=search