По широкому полю ехала пулеметная тачанка с живто-блокитным прапором. В ней сидел атаман Петлюра и его верный ученик Стэпан Бандура. Вожжи были привязаны к сапогам, так как в одной руке каждый из них сжимал по шмоту сала, а в другой по канистре гарылки. У пулемета спала пьяная французская певичка из парижского кордебалета. За тачанкой бежала трусцой пара тощих степных волков в надежде, что с нее упадет что-нибудь съедобное. Атаман и Стэпан гортанно орали народные песни, типа «нэсэт Галя сало, дай хоть подавиться», или «чому я не сокыль, чому не лытаю, и кучма мой не стоит».
Когда все слова в песнях, или как они по-украински называются, в письках закончились, атаман Петлюра подбоченясь сказал сквозь усы и набитое в рот сало:
- Вот слухай, Стэпан, москали клятые усе хилые, а мы щирые украинцы дюжие! Вот дивись, как я гарно французской певичке щас по харе кулаком двину!
И со всего размаху атаман засветил французской певичке разом два фингала.
- Вот яки мы дюжие, Стэпан!
- Ясен кучма, дюжие!
- А слухай, Стэпан, москали клятые усе глупые, а мы щирые хлопцы вумные! Вот дивись, як я французской певичке прогутарю на самой ихней французской мове?
- Да не уж-то на французской, пан атаман?
- На ей, на французской. А ты не перебивай, ты лучше дивись!
И обратившись к французской певичке, атаман Петлюра подбоченился и, откусив очередную порцию сала, с набитым ртом изрек:
- Сильву пле фрау мадам!
Французская певичка вздрогнула и со страху описалась.
- Ну, кучма моржовый, умны вы, пан атаман, - восторженно произнес Стэпан Бандура и отхлебнул из канистры.
- А слухай, Стэпан, москали клятые усе трусливые, а мы нэзалэжные украинцы смелые! Вот давай, мы вместе с тобой у сторону северу-востоку, где москали, голы жопы покажем!
- Давай, пан атаман, покажем им, яки мы смелые!
И они оба, сняв портки, повернули голые зады свои на северо-восток. Однако, случилось непредвиденное. Пара тощих волков, подбежав с этой, северо-восточной стороны, ухватились за смелые зады голодными зубами, да так крепко, что голозадые паны побежали с развивающимися на ветру волками до самого Киева, бросив пулеметную тачанку вместе с перепуганной французской певичкой...
Оставшись одна одинешенька в бескрайней степи, французская певичка первым делом оторвала жывьтно-блыкытный прапор и отшвырнула проч. Прапор, пролетев по ветру метра два-три, упал прямехонько в свежую лошадиную кучу. Лишив тачанку знаков отличия, певичка дернула за поводья и неспешно поехала, куда глаза глядят.
Вдруг подули ветры буйные, да со восточной стороны, и во всей степи бескрайней расцвели бурьян-цветы. Проявилась в небе радуга, засвистели соловьи, и загадочных два всадника показалися вдали.
То не смена времен года, то не новая заря, то Василий Иванович Чапаев с верным своим Петькой на белых конях.
Увидев тех коней, лошадь, запряженная в тачанку, глупо и радостно заржала, а надетый на нее украинский венок с разноцветными лентами сполз на одно ухо.
- Здоровэньки булы, - с французским акцентом выдавила из себя певичка.
- Василий Иванович, барышня здоровую булку просит, голодная, наверное, - с сочувствием произнес Петька, - Может быть, накормим ее?
- Не булку она просит, Петька, это она что-то по чурбански говорит. Наверное, от своего табора отбилась.
- Я из Франции, с самого семнадцатого года. Уже два года не могу вернуться домой.
- Франция? – Василий Иванович покрутил пальцем усы, - Тебя как зовут, мамзель?
- Аннета. Я приехала на гастроли в Киев, я пою ой-ля-ля в оперете и танцую кан-кан. А тут началась эта революция и я не могу уехать домой. – Ее французский акцент был ужасен, но слова узнавались. – Меня постоянно пытаются изнасиловать эти странные люди, с запахом перегара, но я им говорю, что у меня сифилис и они меня отпускают.
- У вас, мамзель, сифилис? – спросил Петька.
- Не знаю, почему я вам доверяю, но у меня нет сифилиса, но я прошу об этом никому не говорить. – После этого певичка горько зарыдала, - Хочу в Париж!!! Не хочу самостийной Украины!!!
- Более грамотно говорить Украины Польши, - поправил Чапаев, - поскольку именно поляки назвали эту территорию своей окраиной, или на их языке «украиной». Говорить украина, не указывая украина чего, не грамотно.
- А им то, украинцам Польши, вы говорили, что хотите домой? – опять вставил вопрос Петька. На лице певички изобразился испуг.
- Что вы, пан, они мне запретили это говорить! Никто не может хотеть уехать с «вильной матки Украины», ибо это рай не земле.
- Пожалуйста, не ругайтесь, мамзель, мне ваши виляния маткой не интересны.
- Это не я, это польская украина маткой виляет, польские украинцы так и говорят, «вильна матка украина», а еще говорят «ридна титька матки украины», это как бы сросшиеся органы. Титька украины срослась с маткой. И меня заставляли все это учить. И если бы не мое заявление о сифилисе, то и меня бы эти извращенцы давно бы произвели в польские украинки половым путем.
- Может быть, повоюем с этими выродками? - спросил Петька Чапаева.
.