Случай с ребенком в США – не единственный, их десятки. Иностранцы очень часто делают нашим брошенным детям то, что здесь им никогда бы не сделали – лечат, поднимают на ноги… И наша страна действительно производит на иностранцев озлобленностью людей и их дичью. Все это так. Достоевского я «приплел» вот почему. Он эту «дичь и озлобленность» видел лучше нашего - на каторге он был, на каторге. И все-таки в России, а не в Америке видел любовь.
Вот речь о чем. Если бы у иностранцев отнять их быт и поместить в наш, то вряд ли бы они смогли пожертвовать собой ради детей. Иностранцы отдают от своих излишеств – наши отдают свое последнее. Голодные дети Африки – это хорошая жизнь Европы и Америки и возможность усыновления наших детей.
Алкогольный бред, продажа своих детей и прочие кошмары – это все есть, но у нас дети пока не стали игрушкой. Мы говорим о разной любви.
Что же видел Достоевский в любви благополучной Америки, «если я и убегу, даже с деньгами и паспортом и даже в Америку, то меня еще ободряет та мысль, что не на радость убегу, не на счастье, а воистину на другую каторгу, не хуже, может быть, этой! Не хуже, Алексей, воистину говорю, что не хуже! Я эту Америку, черт ее дери, уже теперь ненавижу. Пусть Груша будет со мной, но посмотри на нее: ну американка ль она? Она русская, вся до косточки русская, она по матери родной земле затоскует, и я буду видеть каждый час, что это она для меня тоскует… А я-то разве вынесу тамошних смердов, хоть они, может быть, все до одного лучше меня? Ненавижу я эту Америку уж теперь! И хоть будь они там все до единого машинисты необъятные какие али что — черт с ними, не мои они люди, не моей души! Россию люблю, Алексей, русского бога люблю, хоть я сам и подлец! Да я там издохну!»
Не нашей души американцы, не нашей. Если взрослый русский человек там «издохнет» от тоски, то на что мы обрекаем наших детей, когда они станут взрослыми и здоровыми там? Только не нужно говорить, что я кому-то не советую отдавать больного ребенка на излечение американцам и одобряю пьянство родителей. Я лишь говорю, что русский человек в отличие от иностранца может либо упасть безмерно, либо взлететь. Нет у русского человека среднего состояния любви. Пока же все: и СМИ, и власть, и улица делают то, чтобы русский человек падал все ниже.