Алексею было двадцать два года. Он был инвалидом-колясочником. Инвалидом его сделала армия — солдат поставили штукатурить дом, но недоглядели, и строительные леса рухнули. Алексей долго валялся по больницам, а потом его выдали родителям с неработающими ногами, удостоверением инвалида и отечественной скрипучей коляской. Алексей был моим соседом по этажу, мы дружили еще до его похода в армию. И теперь его родители звали меня, когда нужно было помочь спустить его вниз. В подъезде был один стандартный лифт. Мы тащили Алексея до лифта и усаживали в нем на табуретку. Потом спускали, выносили из лифта и сажали на скамеечку. Вторым рейсом ехала его коляска. После прогулки все повторялось в обратном порядке, и мы втаскивали его в квартиру, униженного и молчаливого. Но прогулки эти были нечасты. В основном Алексей сидел у окна и смотрел на улицу. На улице было советское время, и все, на что он мог рассчитывать, был переделанный на ручное управление “Запорожец”.
Однажды мы с ним смотрели какой-то футбол, его родители хлопотали возле него, а потом ушли в другую комнату. И он вдруг разрыдался — сдавленно и тоскливо, схватился за голову и произнес:
— Сволочи, сволочи!..
— Кто сволочи? — осторожно спросил я.
— Кто?! — и вдруг Алексея как прорвало. Он стал говорить, что знает, что теперь он — обуза для родителей, а они уже старые, чтобы его все время носить. Он хочет помыться в ванной, но нет устройства, чтобы себя туда самому перенести. Он хочет спуститься вниз, но коляска не входит в маленький лифт. Он хочет сам поехать по тротуару, но может доехать только до первого перекрестка — дальше нет пандуса для спуска. Он хочет пойти в кино, но в громадном кинотеатре сорок пять ступенек до входа, а потом два лестничных пролета до зала.
— Кто потащит меня сорок пять ступенек?! — пытал он меня. — Эти сволочи потащат?
Алексей зло усмехался.
— Знаешь, куда я могу пойти? В универсам. Там есть пандус. Но сделали его не для меня, а для тележек с продуктами...
— Сволочи, они заперли меня дома, я для них не человек! — он опять заплакал. — Что будет, когда родители умрут? Кто будет меня таскать?! Они не знают, что есть инвалиды!
Однако дальнейшая судьба Алексея сложилась удивительно. Он сидел дома и смотрел в окно, но тут началась перестройка. А потом появились первые компьютеры, и родители подарили ему этот агрегат, чтобы он развлекался. Но у Алексея было очень много времени, и он увлекся программированием. Это у него стало получаться, и где-то в 92-м он с родителями эмигрировал в Америку.
Сейчас там у него дом, жена и трое детей. Он по четырнадцать часов проводит в своей маленькой компьютерной фирме, потом ведет свою коляску к машине, из которой наружу выезжает кресло, на которое он самостоятельно садится. Дома у него платформа — подъемник на второй этаж, а в ванной специальное устройство, которое бережно погружает его в воду. Утром он делает “пробежку” на коляске, ловко перелетая с тротуара на тротуар по плавным пандусам, а когда идет в театр или в кино, то для него там есть либо лифт, либо подъемник. А в самом зале специальное удобное место, чтобы смотреть фильм или спектакль прямо в коляске.
Мы сидели с ним за столом и выпивали. Он много шутил, вел себя уверенно и достойно. Рассказал, что вначале жил тут очень трудно, но бесконечно благодарен родителям, ибо они спасли его — на Родине он бы покончил с собой от унижения.
— Понимаешь, они тут видят меня! — говорил он мне. — Я для них — равный. Тут в каждую фирму нужно обязательно брать кого-то из этнических меньшинств и инвалида, иначе штрафуют. Они не жалеют меня, просто все устраивают так, чтобы я перестал себя чувствовать инвалидом.
Я рассказал эту историю не просто так.
Наши славные зимние олимпийцы, получившие одиннадцатое командное место и, как признает само руководство страны, выступившие в этот раз наиболее бесславно, получили от государства по BMW. Слава богу, не все, а те, кто получил медали.
А пока им раздают BMW, в это же время в Ванкувере выступают на своей отдельной Олимпиаде наши паралимпийцы. Так в наше время принято интеллигентно называть инвалидов. Так вот, наша команда и команда Украины занимают ведущие места.
Возникает мысль: почему здоровые нормально выступить не могут, а те, у кого руки не работают и ноги не двигаются, — берут медали?
Я смотрю на телеэкран, вижу, как ловко они управляются с колясками, и думаю о том, что они вернутся домой с медалями, их покажут в новостях и, возможно, даже еще чем-то наградят. А потом продолжится их борьба с равнодушием государства, которое любит инвалидов только тогда, когда надо проголосовать. С теми самыми сволочами.
Я иду по европейскому или американскому городу, который помнит, что в нем живут инвалиды. На вокзале — специальная касса с пандусом. В соседних кассах давка, но к этой никто и не думает подходить — это только для инвалидов. Для них же — комната, в которой можно передохнуть, выпить кофе и узнать, что тут сделано специально для инвалидов: рестораны, кино, театры, музеи. В городе почти все перекрестки с пандусами для колясочников, а для незрячих — специальная ребристая дорожка: поставил в углубление палочку, и она ведет тебя по центру тротуара до ближайшего подземного перехода. Если нужно поехать в автобусе, то он выпустит специальную платформу, чтобы на нее вошла коляска, а водитель сам выйдет и поможет погрузиться. И все пассажиры будут терпеливо ждать. А на карте метро особо указаны именно те станции, где есть лифты или подъемники для колясочников. На каждой автостоянке есть специальные места для инвалидов. Они выделены особым цветом, и упаси Боже их занять! Кстати, об автомобилях. Если у тебя частичное отсутствие конечностей, то серийный автомобиль тебе переделают так, чтобы ты мог его водить хоть одним пальцем.
В любом офисном здании все туалеты — с особой кабинкой для колясочников, а одна из раковин для мытья рук ниже, чем остальные. Точно так же, как в банках один из банкоматов ниже других, чтобы колясочнику не тянуться.
Все сделано для того, чтобы инвалид обслуживал себя сам и не терял достоинство.
Обо всем этом писал и я, и десятки других российских журналистов. Только в Москве около 6 тысяч колясочников. Мы видим их на улицах?!
Только в Москве более 1 миллиона 200 тысяч инвалидов. Мы ощущаем этих людей рядом с собой?!
Нет. Потому что их заперли в квартирах сволочи. Те самые, которые пытались довести до самоубийства моего друга Алексея.
Они не переделывают старые тротуары на пандусы для колясочников и не ставят на светофоры звуковые сигналы, чтобы слепые могли сами перейти на зеленый свет. Они строят станции метро так, чтобы инвалиды туда самостоятельно не могли войти. Они не делают таких машин, чтобы инвалид мог сам ездить, и строят офисы и железнодорожные вагоны без специальных туалетов.
Они только говорят о том, что когда-то все это будет, а пока предлагают инвалидам все это покупать за границей, забыв о размере пенсии по инвалидности.
Но когда паралимпийцы берут “золото”, то телевизор взрывается от восторга, а газеты пестрят фотографиями, где начальники стоят среди колясок.
У этих людей, которые в стране, полной нефти и газа, гнобят инвалидов и держат их фактически под домашним арестом, разные имена и должности.
Но я бы предложил именовать их всех одним названием — точным и емким.
Именно таким, которым называл их мой друг Алексей.
Сволочи. Матвей Ганапольский.
Ответить с цитированием
Сообщение от ich
